В городе Куйбышев, на берегу огромной и волшебно пугающей, как древний ящер, реки, жил парень, который был светел и чист, как слеза этого ящера. Бога в СССР не было. Но каждому нужен бог, и человек молился реке или духу реки, и река его иногда слышала.

Это с детства повелось. Когда Анатолий был маленьким, его папа ушел в другую семью, и он стал просить Волгу его вернуть. И папа вернулся.

Волга всегда была для него не просто рекой, а каким-то огромным организмом, который живет своей жизнью, вроде непонятной, но близкой - ближе, чем Бог. Волга часто снилась ему, и во сне опять хотелось что-то у нее попросить, но нужных слов не находилось. А еще Анатолию часто казалось, что Волга - она везде, даже внутри него.

Маленький Толик родился в пятидесятые и когда ездил со своей старшей сестрой - проводницей на поезде, видел свою прекрасную и непонятную советскую родину. Советские леса, советские поля с советскими васильками проносились за окном, и в его белобрысой голове с двумя макушками рисовался причудливый узор понимания и красоты под песни советской эстрады, звон стаканов с чаем и перестук колес.

В первом классе волнение очень мешало Анатолию заводить друзей, но потом он научился, у него даже был свой способ заговаривать с людьми. Если просто представляться или что-то спрашивать, то люди напрягаются. А если смотреть не на них, а в ту же сторону, что и они, и говорить о том, что видишь, то тоже напрягаются, конечно, но меньше. Например, хорошо знакомиться у расписания электричек или на рынке и говорить о том, что перерывы стали меньше, или с такой свеклой отличный борщ получается, только надо лимон или уксус добавить, чтобы цвет красивый был.

Плохо было то, что люди иногда подозревали, что он пьяный. Почему-то считается, что трезвым людям не может прийти в голову разговаривать с незнакомцами. А пить Анатолий не любил по одной интересной причине. Просто алкоголь меняет человека и это странно, что это ты не сам делаешь, а тобой управляет жидкость, и это очень обидно. Для Анатолия очень важно было менять что-то самому и не Богу, ни черту, ни алкоголю он бы не позволил решать за себя.

Единственная жидкость, которой Анатолий это разрешал, была Волга. Но это потому, что волга и так была словно бы его частью. Он когда был школьником, смотрел на вены на руках и на Волгу на карте и ему казалось, что они не зря так похожи. А еще его настроение менялось вместе с Волгой: если ему было весело, он выходил на берег и видел, что Волге тоже весело, а если грустно, то казалось, что и река тоже грустит. Анатолий считал, что Волга течет по его венам, и этому даже было обоснование: ведь вся вода в его городе - и в кране, и в колодце - из Волги. А кровь - это ведь просто вода с кровяными тельцами. А раз вода из Волги, то и в его венах Волга и плачет он тоже Волгой.

Как-то Анатолий уснул на барже, под брезентом. Ночью пошел сильный дождь, Анатолий не сразу проснулся, а только когда брезент его уже придавил. Было отвратительно и страшно, а когда он наконец вылез, был рад, как ребенок. Он как заново родился из-под брезента с мокрыми блестящими руками и в резиновых сапогах, они тоже были мокрыми и блестели очень красиво, почти как руки. Ноги, руки - как новые и живые, и пальцы шевелятся, и радость от дождя на лице. И орать хотелось, как младенцу, только матом.

Анатолий работал в пароходстве. По дороге от порта был дом совсем покосившийся, аж черный. Там бабка жила совсем одна, так вот Анатолий ей то забор починит, то картошку притащит, а то ей самой-то тяжело, то таблетки принесет - аптека в центре, ей далеко идти, сложно. Он это делал не потому, что был тимуровцем. Его вообще всегда бесили эти формулы: “Пионер - всем ребятам пример”. Как будто где-то были не пионеры, какие-то другие ребята непонятные. И как будто надо быть хорошим и помогать потому, что ты пионер или комсомолец, а не потому, что тебе жалко кого-то.

Анатолий как-то сказал это на комсомольском собрании и его вызывали в райком. Говорили, что он должен рассказать, откуда у него антисоветские настроения. Спрашивали, есть ли у него друзья и где они собираются. Тогда Анатолий впервые понял, что живет в дурдоме. Он, конечно, ответил, что это вовсе не антисоветские настроения, а что родная партия так воспитывает людей - комсомольские поступки для всех естественны.

Но потом ему не хотелось с людьми общаться. Кто-то ведь стукнул, что он антисоветский. И вот что страшно: он так и не узнал, кто. Да, собственно, и незачем было. Но бабка-то вообще ни при чем. И потом Анатолий на всякий случай помогал ей тайком, потому что понял, что люди очень странные. И иногда страшные.

Просьбы о помощи Анатолий принимал со стыдной благодарностью. Дело в том, что ему скучно было жить, а что-то создавать или чинить было интересно, а уж возможность помочь и подлатать чью-то жизнь - так это просто подарок.

Однажды капитан буксира попросил его заменить старпома. Тот был хороший человек, но пьющий, а в рейс без старпома нельзя. Ну не подарок ли? Анатолий никогда не ходил на буксире, и это был просто праздник.

Команда буксира - это четыре человека. Четверо на маленьком судне и огромная баржа с лесом - что может быть лучше для отпуска? Вот в этой прекрасной поездке Анатолий решил стать вахтовым буксировщиком. Это несложно и на неделю ты свободен от всего и от всех, только берега Волги вокруг. На этом буксире можно было представлять себя кем угодно, например, древним путешественником, который отдается древней реке, ну и заодно лес везет. В итоге Анатолия считали тружеником, а все потому, что лишних отгулов не брал, а наоборот, ходил на буксире.

Капитан буксира Юрий был смешной дядька и тоже романтик. Он почему-то до ужаса сказки любил разные. Детям своим вначале читал, а потом уже и сам по себе. И вот рассказывал по ночам, как Шахерезада с "Беломором" во рту и одним прищуренным глазом - чтоб дым не мешал. Юрий справедливо полагал, что сказки - самая правильная литература - проверенная временем. Люди ведь ерунду рассказывать не будут. Потом каждый рассказчик свое добавляет, а лишнее - отпадает. И выходит, что сказка, если она народная, это как волшебный эликсир житейской мудрости.

Анатолий очень любил слушать Юрия, потому что ему этой житейской мудрости уж очень не хватало. Его легко было обмануть, как Колобка. Потому что, ну как жить, если не верить людям? Пусть уж лучше сожрут. Однажды Анатолия и сожрали. Ему надо было рассчитать водоизмещение. К нему обратились с вопросом, можно ли на судно погрузить на пару тонн больше и куда их разместить. Ну он и рассчитал. А потом оказалось, что это ящики с ворованным алкоголем. А раз он рассчитывал, значит соучастник кражи государственной собственности. Был суд. Но поскольку в расчетах не был указан характер груза, то Анатолий все же ответственности избежал. Но жить потом ему было совсем грустно.

Однажды Анатолий ехал на москвиче в соседнюю область и сбил корову. Сам очень испугался. Корова медленно шла, он думал, объедет, а она вперед бросилась… Корова выжила и громко кричала, это было ужасно и непонятно, что делать. Ее мужик пас, ну вроде как пастух, а так алкаш просто местный. Он Анатолия обматерил, тот ему дал три рубля и уехал. Но этот крик потом не мог забыть. Крик и бессилие - не поможешь же и не спасешь. И мяса Анатолий потом не ел, только пельмени, колбасу и сосиски. А мясо куском не мог, противно было.

Анатолий как-то подобрал котенка - маленького черно-рыжего - и назвал его Клоп. А потом Клоп вырос в огромного наглого кота, и Анатолий говорил, что это потому, что Клоп пьет его кровь.

У Анатолия была жена. Она работала вместе с ним, они познакомились в пароходстве. Он давно на нее смотрел, а она все время с подругами ходила, как приклеенная. Анатолий знал, что они все не замужем - а как мужа найдешь, если все время только вместе? У Анатолия машина была, москвич. И он вроде бы и не хотел тогда жениться, но девушка очень уж нравилась, вот он и решил: ладно уж... Позвал всех подруг купаться - поехать на его москвиче на пляж за городом. Договорились с утра встретиться, и все ее подруги пришли, а она нет. И пришлось Анатолию ее подруг весь день развлекать.

У Анатолия даже те девушки, которые ему нравились, вызывали щемящее чувство тоски. Он считал, что женщины устроены как-то так, что не поймешь, что ими движет. Волга текла по своим неведомо как сложившимся путям и в женщинах было что-то от Волги. Они тоже текли своими странными путями, как разные реки: бурные и спокойные, глубокие и мелкие, такие разные и такие похожие. Когда Анатолий увидел впервые свою жену, ему показалось, что он слышит плеск воды и видит стайки маленьких рыбок в ее глазах. Она текла по коридору с папками в руках и улыбалась своим мыслям. Она была на глубине самой себя, в своих течениях и водоворотах, и лучи солнца рисовали причудливые узоры на дне и улыбку на ее лице. Анатолию захотелось нырнуть в эту прозрачно-зеленоватую сказку и остаться в ней навсегда.

Когда они стали жить вместе, было ощущение, что Анатолий на берегу реки: в нее можно нырнуть, можно плавать по ней, отдаваясь течению, или наоборот, преодолевая сопротивление и попадая в неожиданные водовороты, но постичь ее или присвоить было невозможно. Поэтому Анатолий никогда не говорил “моя жена”, он говорил просто “она”.

Если бы кто-нибудь сказал ему, что она любит его - она и сама это говорила иногда - ему трудно было поверить. Стихия и природа не могут любить. Река просто течет по своему руслу.

Анатолий умел печь пироги и ему нравилось это занятие, но он стеснялся - какое-то оно немужественное. Поэтому он всем говорил, что мама испекла, жена или Клоп. Анатолию просто нравилось делать что-то руками - создавать что-то или чинить. Это как волшебство: вот ничего не было, а вот есть пироги или полка для книг, или машина не ехала, а вот едет. И это он, Анатолий сделал, а не Господь Бог. Он рассказал об этом другу, тот над ним смеялся, дескать, Анатолий своими пирогами соперничает с Богом. И они даже придумали доклад: “Выпечка как применение научного атеизма”. Им все равно нужно было доклады делать по политпросвету, а это было скучно, вот и придумывали такие темы. А что, по идеологии не придерешься. Главное - рассказывать с серьезным лицом. Так что в итоге Анатолий смело пек пироги не как баба, а как борец с суевериями и мракобесием.

Пироги были с рыбой и вареным яйцом. Рыбы в пароходстве всегда было много - при отгрузке всегда что-то выпадало. Клоп не зря такой толстый был. Вот как отгрузка пройдет, можно пироги печь. У Анатолия был еще главный секретный ингредиент - сырок “Дружба”. Он все через мясорубку пропускал и пироги делал со швом наверху, чтобы начинка не вытекала, а то она жидковатая получалась. Анатолий умел красиво шов залеплять, косичкой.

Фигурное катание Анатолий не любил. Особенно жалко ему было красивых девушек в коротких юбках на коньках. Лед же очень твердый и холодный, а они ведь наверняка падают на тренировках сотни раз и отбивают себе все. И это только для того, чтобы потом под красивую музыку соревноваться между собой. А победит все равно только одна, и те, кто не победит, выходит, только зря падали и старались. Ну, и непонятно, как оценивать. В беге или плавании все понятно, а здесь ничего не понятно и все ждут оценок судей, которые разбираются, что к чему.

Анатолию непонятна была любовь всех женщин, от мала до велика, к этому виду спорта. Все они, наверное, мечтали вот так же оказаться в свете софитов на льду в красивом костюме и под красивую музыку прыгнуть тройной тулуп, чтобы все ахнули. Фигуристы для советских женщин были почти богами. Могущественными и недостижимо прекрасными. Никого не волновало, что эти люди с самого детства всю жизнь тратят на тренировки, тысячи раз падают на лед ради нескольких минут несколько раз в жизни в блестках и свете софитов. На фоне этих богинь льда жизнь обычной женщины казалась унылой и ужасно некрасивой и у всех был такой комплекс неполноценности на фоне недостижимого идеала.

А Анатолий любил свою жену. И от того, как она поправляет волосы, у него захватывало дух больше, чем от тройного тулупа чемпионки мира. Но она только смеялась и отмахивалась, когда он говорил ей об этом. Она была для Анатолия и богом, и сестрой, и женой, и матерью, и дочерью - его счастьем и проклятьем, не понимающим своей красоты. Она завороженно смотрела в экран и в ее глазах отражалось телевизионное мелькание. В самых ответственных моментах приоткрывала рот и прижимала руку к груди: “Прыгнет? Не прыгнет?”. А он любовался ею и думал: откуда это стремление - найти ненастоящий и недостижимый идеал и восхищаться им? Ведь красота и правда - она рядом, она вокруг. Это туман над Волгой и веснушки любимой женщины, а не то, что показывает телевизор.

Анатолий никогда не был за границей, но очень хотел. Особенно хотел в Европу: Париж или Лондон. Ему казалось, что там не только капитализм, потому что у него на родине ведь не только социализм. Ну, то есть не все же объясняется капитализмом или социализмом. Любовь, например, или искусство к этому мало отношения имеют. Понятное дело, рисовались в уме мрачные картины загнивающего Запада, но ведь не только же загнивание характеризует их жизнь, что-то же есть там еще. Биг-Бен, Тауэр, королева, пить чай в пять часов, говорить по-английски. Это все (кроме чая) было очень трудно представить.

Вот пить чай с молоком в пять вечера вполне можно, только кипятильник у Анатолия был на работе, а холодильника не было. Поэтому молоко приходилось заменять сгущенкой, а она не всегда была - иногда появлялась в магазинах, но редко. Было еще сухое молоко, но его тоже трудно найти, поэтому Анатолий приспособился к детскому питанию. Сухую смесь “Малютка” выдавали на молочной кухне, когда сын маленький был. Она не нужна была, и Анатолий перетаскал ее на работу, чтобы пить чай с молоком в пять часов.

Зимой очень грустно, потому что нет навигации. И работы было мало, поэтому чертежи выполнялись с особой тщательностью, но даже они не могли занять все время, поэтому Анатолий вырезал деревеньку из коробок от молочной смеси. Особенно его вдохновляли наличники - он украшал домики по всем правилам и красил гуашью. Зимними вечерами он чувствовал, как связан со всем миром: он пьет чай, как в Лондоне, и вырезает наличники, как в Сибири.

Волга зимой - это мощное дикое животное, которое уходит жить своей черной тайной жизнью под лед. И удивительно, что можно просверлить лунку и достать оттуда рыбу. Сам Анатолий не рыбачил, он любил иногда подойти к мужикам на складных табуретках над лунками. Ему все это казалось загадочным - и черный мрак в лунке, откуда неожиданно возникают рыбы, и эти люди, которые приходят, чтобы их доставать из черной потусторонней глубины. Так и не мог он понять, как живут рыбы подо льдом и где раки зимуют.

А если так думать, что на самом деле никто не знает, что там происходит, подо льдом зимой, то начинаешь верить во что угодно. И это здорово, что Волга не открывала всех своих тайн и полгода жила своей собственной, никому не ведомой жизнью.

Простота напоминала Анатолию, что все идет как надо. Наверное, у каждого человека есть своя система суеверий. Вот, например, если зонт подвернулся под руку, то его надо взять, потому что дождь будет, а если управдом подвернулся, то это к субботнику. И избегать этого не надо, потому что жизнь, как река, и плот - самое простое и правильное средство передвижения. Это Анатолий совершенно точно знал как инженер речного транспорта.

Так в жизнь Анатолия приплыла белая сирень. Их управдом - прекрасная женщина - любила костюмы в клетку, собак и цветы. Как-то субботним утром она попалась под руку Анатолию и посоветовала ему как автовладельцу поспособствовать доставке саженцев сирени для озеленения территории. Анатолий не стал противиться судьбе и поспособствовал - и доставке, и непосредственно озеленению. Вначале эти саженцы не вызывали ощущения, что они способны что-то озеленить. Но, как потом оказалось, в них скрывался огромный потенциал белых всплесков цветов с дурманящим сладким запахом, от которого кружилась голова и хотелось читать стихи. А то и писать. И одним весенним утром Анатолий решился и написал:

Бурные воды несут нас вперед,
В неведомый дикий край.
Наше грядущее просит народ
Выстроить новый рай.

Анатолий не стремился предавать свое произведение огласке. Но оно всплыло случайно, когда нужно было сочинить вдохновляющий лозунг для призыва трудящихся поспособствовать реконструкции портовых сооружений. Свое авторство Анатолий старался не афишировать. Но все же ему было немного приятно осознавать свою причастность к тому, что в порту запахло свежими досками и было по-праздничному суетливо и весело. Как причудливо складывается узор событий. Это всегда завораживало его, как красота природы. «Мы все - часть ее, и не стоит ей противиться», - думал Анатолий, глядя из окна на цветущую сирень

Анатолий ценил правдивость не только в простоте происходящих событий. Важно еще быть честным, считал он, не только потому, что врать нехорошо, а потому что перед Волгой неудобно. Она же знает, как все на самом деле, и как тут соврешь? И когда свои собственные мысли не понимаешь, это тоже как ложь, только самому себе.
Хорошее настроение - это только повод для того, чтобы произошло что-то хорошее, а не наоборот. Вот если бы утром у всех было хорошее настроение, то жизнь была бы лучше, это совершенно точно. Но, к сожалению, так бывает не всегда. Улица, на которой жил Анатолий, была когда-то известна тем, что вечерами ходить по ней в одиночку не стоило. Это было давно, и конечно, никаких страшных преступлений уже не случалось, но наверное что-то запомнилось деревьям и мостовой. Вечно подворачивались какие-то сомнительные люди, которые хотели не то продать что-то Анатолию, не то отобрать что-то у него, а то и просто так подраться. Вот почему людям иногда надо подраться? Это было загадкой. Над разгадкой Анатолий долго думал и пришел к выводу, что Волга и водка в организме не совместимы, и это внутреннее противоречие как бы вынуждает человека к непроизвольной агрессии. Сам Анатолий не бил никого, а если его пытались побить, то нападающих "успокаивал". Такой прием ему показали: если правильно перехватить руку, то человек падает, ну и в итоге либо сам успокоится, либо можно немножко коленом попридержать, чтобы дать полежать, отдохнуть получше.
После таких случаев было немного противно и всегда непонятно: что было в голове у нападавшего? Никто же не думает: "Я вор, я украду часы у этого парня". Наоборот думали, наверняка, другими словами без всяких там "побить" и "украсть". Да и сам Анатолий под словом "успокоить" не всегда спокойствие имел в виду. Интересно, как меняется смысл происходящего от того, какими словами человек называет его в своей голове.
Такую вот потерю связи с истиной Анатолий называл обезволживание. И очень жалел этих людей.

Самое интересное - совсем не любил Анатолий иностранцев. Они очень редко приезжали в город, но иногда бывали. Анатолию не нравилось в них очень многое. Ну, во-первых, с ними нормально не поговоришь, даже если они русский знают. Потому что всегда сквозила необоснованная, наигранная веселость и легкая снисходительность. Было ощущение, что они чувствуют себя отважными исследователями дикарей. Вот как-то приехал один француз, Жюль. Его окрестили Жульеном, иногда между собой называли Оливье, а то и Винегрет. Он не очень понимал этого, но на всякий случай улыбался. Как с людоедами - лучше улыбаться, а то вдруг сожрут. Дикари же, что с них возьмешь. Впрочем, интерес к контактерам с Жульеном со стороны бравых работников внутренней безопасности только подтверждал подобные сравнения. Можно подумать, каждый советский гражданин спит и видит, как продать секреты отчизны. Какие секреты, никто не понимал, но Анатолий на всякий случай тщательно хранил тайну рецепта своих пирожков, хоть и не был уверен, что в Марселе есть сырок "Дружба".
Жульен приехал в рамках какой-то государственной программы по обмену чем-то. Анатолий не вникал от греха. Что можно спросить у иностранца или рассказать ему, было непонятно. Но вот как-то прогуливались они с друзьями и Жюлем по берегу Волги и пили пиво. Анатолий пиво не считал алкоголем. И зря не считал, особенно в жару. А тогда было очень жарко, и пиво немного растормозило Анатолия. Стали разговаривать о Достоевском. Это единственный русский писатель, которого знал Жюль. Позабавило Анатолия то, что, по словам Жюля, "Преступление и наказание" - это новаторство в жанре детектива, ибо повествование ведется от лица преступника, а мрачная мистическая атмосфера напоминает Эдгара По.
Анатолий рассказал, что в России никто не считает Достоевского ни мистиком, ни детективистом. А считают писателем, который, как никто другой, умел говорить о душе человека. На это Жюль сказал, что, действительно, иногда Россия напоминает ему мрачный детектив.
Показалось тогда, что дело в отличие менталитетов, и Анатолий не стал спорить и объяснять, что для него Достоевский - это дух Невы. Люди на Волге совсем другие. А в Ленинграде начинаешь иначе смотреть на мир. Анатолий там был много раз - в командировках. И каждый раз Волга в его крови постепенно замещалась Невой. Это совсем другая вода и люди там живут другие по химическому составу. Там действительно иное настроение, но не мрачный детектив, а погруженность в себя и поиск ускользающей правды и справедливости, которая изменчива и непостоянна, как погода Ленинграда.
Жюль гостил недолго, но после его отъезда был неприятный осадок и чувство, что тебя так и не поняли. И считают пусть и интересным, но мрачным дикарем. А когда тебя принимают не за того, кто ты есть, то чувствуешь себя, как в чужих ботинках. Не любил Анатолий иностранцев, как неудобную обувь

Сколько людей столько и мнений. Поэтому Анатолий явственно чувствовал отличия, но никогда не стремился переубедить собеседника. Даже актеры ему казались удивительными людьми, потому, что могли перевоплотиться в другого человека. Больше всего Анатолию почему-то нравился Боярский в роли Д’артаньяна. Ну вот удивительная история: как советский человек, который ел котлету с пюре в школьной столовой, салютовал «Всегда готов» на пионерской линейке, может играть удалого француза, который скачет верхом, дерется на дуэлях и соблазняет замужних женщин и при этом этот убийца, пьяница и развратник еще и кумир миллионов советских зрителей - загадка, не дававшая Анатолию успокоиться. Почему так? Люди воспитаны в одних ценностях, а принимают другие без критики. Отсутствие критики и анализа считал самым пугающим в человеке: если у тебя другая позиция, пусть и отличающаяся, то пожалуйста, но если эта позиция основана на критическом анализе, а если это просто впитывание с открытым ртом, то это страшнее всего и Д’артаньян тому пример. Тысяча чертей!

Анатолий ароматические свечи любил делать, потому что запахи, по его мнению, влияют на настроение. Ароматы бывают не только парфюмерные, но и самые разные, например, чая и кофе. Вот чай - можно добавить в парафин расплавленный и будет чайная свеча, она настроение особенное создает. У маленьких детей могут быть разные любимые запахи. Вот Анатолию нравился запах резиновых мячиков, но он никак не мог придумать - как сделать свечку с запахом резиновых мячиков, а потом помог все тот же чай. Он заметил, что чай впитывает запахи. Анатолий купил маленький резиновый мячик и заварку. Заварку он проветривал на бумаге на подоконнике, чтобы выветрился запах чая, а потом он положил чай и мячик в банку и закрыл крышкой. Свечи он покупал в хозяйственном магазине, растапливал и смешивал с заваркой . Потом наливал в стакан и вставлял фитиль.
То же он проделывал с духами жены и с белой сиренью. И в итоге у него была полка с гранеными стаканами с парафином с наклейками, как на банках с вареньем и надписями «Жена», «Мячик», «Сирень». Это все нужно было потому, что Анатолий сам хотел влиять на свое настроение, а настроение, очень часто, засисит от незаметных мелочей. Только вот запах свежего хлеба не запечетлевался, а запах скошенной травы стал просто запахом сена, но сено - это тоже хорошо. Создавать настроение - это роль Волги, просто иногда можно подсластить Волгу резиновыми мячиками.

Волга никогда не раскрывает своих секретов, она уносит свои пойманные листья вниз по течению, а куда и зачем никто не знает. Когда на берегах Волги жили язычники, они приносили ей жертвы, сейчас Волга забирает их сама и молча уносит в никуда. Язычество, при этом, никуда не делось, просто сейчас из общего культа превратилось в систему тайных верований и примет. Духи природы не могут жить незамеченными, они могут жить, как бы сами по себе, не вписываясь в современную картину мира. Про хорошие жертвы думал Анатолий: никто не знает, что может быть нужно Волге, она не говорила об этом, поэтому Анатолий дарил Волге чай. Чай не загрязняет воду и при этом в выражении «выпить чаю вместе» всегда есть что-то магическое и ритуальное, непонятно что конкретно - такая чайная недосказанность. Никто не мог сказать зачем пить чай вместе, ведь нет ответа на этот вопрос, но все как будто знают. А чай был таким же безмолвным и таинственным. И Анатолий брал чашку и выливал чай в реку, ибо слова и просьбы считал баловством, Волга сама знает что делать.

Впечатления Анатолия всегда вдохновляли на подвиги или творчество. Если думать о впечатлении, очень мало остается в памяти, поэтому лучше не думать, а сделать что-то. Вот как случилось, что ему захотелось сделать лодку для себя: в институте показывали и рассказывали, как строить корабли, и это было красиво, а то, что приходилось делать на работе, было совсем не так красиво. А Анатолию очень не хватало красоты и авантюризма, поэтому он решил построить лодку из стекловолокна. Надо было соорудить форму-каркас и потом покрывать его слоями стекловолокна со специальным веществом: лодка получается легкая и прочная, только от испарений в процессе болит голова.

Спроектировать лодку было несложно, а вот с материалами пришлось повозиться, но это было решаемо, главное - не унывать и не слушать никого, кто не верит, что получится.

А впечатления были от парусников и ящера, который виделся Анатолию под водой Волги. Поэтому он сделал каркас, напоминающий ящера, с выступающим хребтом. Каркас был красивее, чем сама лодка, и Анатолий решил сделать из нее скульптуру, но не хотел ее особенно никому показывать, и она так и осталась стоять в гараже. Это было правильно, потому что творчество - это процесс, а не результат, оно нужно, чтобы прожить важные чувства. И тут получилось целых два творения: лодка и скульптура.

Весна на Волге была всегда очень громкой и прекрасной. Лед на Волге ломался, льдины сталкивались и постепенно это все начинало двигаться и оживать. Если однажды перестанет ломаться лед, наступит ядерная зима. Советские люди боялись ядерной бомбы и много говорили о том, грозит ли нам ядерная война. Анатолий в войну не верил, потому что ядерная война уничтожит всех, и не будет ни победителей, ни побежденных. А зачем война, в которой нельзя победить? Поэтому за Волгу и человечество Анатолий был спокоен. И когда начинался ледоход, легче всего было ощутить мощь этого ящера, который видел и динозавров, и ледниковый период, и каменный век. И каждую весну с таким же грохотом ломался лед, даже тогда, когда в помине не было людей, а уж тем более советских граждан.

Про лето на Волге писать можно много. Просто трудно это как-то объединить во что-то одно... что-то разливается в атмосфере особенное и непонятно сливающееся с жизнью, как стрекотание кузнечиков. Это такой неслышный звон воздуха и мистика света, пронизывающего воздух.

Рыбы, живущие в воде, были частью дракона. Их тускло блестящая чешуя была медно-бронзово-серебряной. Откуда в рыбах металлический блеск? И мерцание в воде? Металл не может быть частью живого. Блеск и зеркальное мерцание - это часть воды, рыб и человеческих глаз.

Если смотреть на стаи рыб, в один момент видишь много рыб, а в другой - одну большую изменчивую рыбу, и есть в этом что-то правдивое и о людях. И самое главное - это то, что поэтому и невозможно уловить это летнее звенящее стрекотание: потому что мы и есть его часть.

Страна Советов воспитала в Анатолии любовь к родине и уверенность в победе коммунизма. Коммунизм считался чем-то абсолютно естесственным в развитии общества: когда государство берет на себя тяготы по трудоустройству и жизнеобеспечению своих граждан, а граждане могут творить и трудиться на благо родины и всеобщего процветания. Сила советского человека была в его наивности. Детство прекращаясь закрывает в человеке родничок, его связь с небом, а советский человек не взрослел до конца, всю жизнь, и не верил злу и не закрывался ни от людей, ни от новых знаний. В советской идеологии больше всего нравилось Анатолию вот это детство, вот эта жажда жизни и вера в себя и вера в чудо. Конечно это все не совсем правда, но то, во что верят дети, тоже не совсем правда, главное, что они счастливы при этом. Анатолий обожал экранизации народных сказок, где бабу Ягу играл очень обаятельный актер и нельзя было поверить в существование настоящего зла. Все зло понарошку, не взаправду. Многое Анатолий считал неправдоподобным, но хотелось детства, хотелось счастья и хотелось веры. Волга казалось не разделяла представлений Анатолия. Это было понятно сразу, если посмотреть старый фильм «Волга-Волга», а потом заглянуть в таинственную, меняющуюся глубину настоящей реки. Анатолий попросил у реки разрешения побыть ребенком и Волга ему разрешила, он всегда чувствовал, что она отвечает. Он доверился течению жизни и реки, и плыл как бумажный кораблик.

Анатолий логически рассуждал, но эти рассуждения всегда были основаны на его, несколько языческом, видении мира. Скучно и мрачно жить не веря в судьбу и в неведомые и загадочные силы природы. Душа человеческая неизученное явление и не поддающееся изучению. Где она живет и откуда берется никто точно ответить не может. Это, скорее всего, так потому, что душа и разум явления разного порядка и постичь одно с помощью другого невозможно. И если душу нельзя постичь разумом, то выходит, что ее можно только почувствовать, а не понять.
Анатолий не знал откуда берется его чувство прекрасного когда он выходит на берег, но он верил, что это - диалог душ: его и Волги. Ведь диалог - это разговор, но разговор происходит не всегда словами и самые правильные разговоры они без слов, а разговаривать можно не только с людьми. Можно еще говорить с рекой, с деревьями и животными потому, что у всего есть душа. И разговаривая по душам с котом Анатолий конечно не пользовался словами, но потом эти разговоры переводил на человеческий и записывал.
Разговоры с клопом.
Анатолий:
  «Скажи мне Клоп: почему все в жизни так устроено, что никогда нельзя предугадать что будешь чувствовать, когда получишь то, что хотел. Вот мы долго хотели купить мебельный гарнитур, записывались на него, в очередях стояли… И что? Это разве радость? Это как склеп теперь с гробами: темно и страшно. Разве я этого хотел…?»
Клоп:
  «Это потому, что вы люди не умеете правильно хотеть. Я, смотри, как делаю - я хочу не рыбу или колбасу, а чувство удовольствия. И тогда сбывается удовольствие, а уж от рыбы или колбасы - это как повезет, или может вообще на солнышке погреюсь и хорошо. А ты что делаешь? Ты гарнитур заказывал, а удовольствия от него ты не заказывал, так ты и получил что хотел, а еще удивляешься.»
Анатолий:
  «От чего так бывает на душе, что говорят, как кошки скребут, и противно, и непонятно от чего?»
Клоп:
  «Это не кошки. Это ваша душа скребется. Вы ее не слушаете совсем она и скребется изнутри, чтобы на нее внимание обратили.»
Анатолий:
  «Когда ждешь чего-то - время тянется, а когда опаздываешь - бежит и его всё равно никогда не хватает.»
Клоп:
  «А ты время используешь как авоську, в которую надо что-то положить, а время оно не для того придумано, чтобы в него что-то класть. Время - это и есть твоя жизнь, время надо жить, а не упихивать событиями.»

Если долго смотреть на воду, то кажется, что плывешь ты, а река стоит на месте - невозможно понять. Так же и со временем - это мы стоим, а время идет или мы идем, а время стоит. Клоп полагал, что время - это сметана, иногда жидкое, иногда густое и когда время сгущается, мы сквозь него скользим медленно, а когда разжижается, то быстро.
Волга тоже иногда текла быстро, а иногда медленно. Анатолий был не согласен с Клопом, он считал, что не мы идем сквозь время, а время - сквозь нас, но про густоту ему понравилось. На это Клоп ответил, что все люди одинаковые - они считают, что все вертится вокруг них, зевнул и пошел смотреть в окно.
    - Люди и кошки живут в разных мирах и все устроено у нас и у вас по разному, - примирительно сказал Анатолий. Кот даже ухом не повел, а Анатолий продолжал. - Человек так устроен, что у него должна быть цель и он должен чувствовать себя хозяином своей судьбы, поэтому мы и думаем, что все вокруг нас вертится.
     - Какой же ты хозяин, если сквозь тебя все течет - это не хозяин, а решето. - Фыркнул клоп и почесался. - Вот кошки - они настоящие хозяева, для нас жизнь - это путь сквозь время и мы всегда сами по себе.
   - А как же судьба? - Возразил Анатолий.
    - Судьба - это след позади, а впереди следов быть не может - это вы все думаете что что-то предрешено, опять же из эгоизма, просто вам кажется, что и время за вас течет и судьбу вам кто-то за вас придумывает.
   Анатолий не мог не признать правоту животного и согласился, что кошачий взгляд вполне правильный, но у него только человеческий есть.

Новая жизнь начинается по понедельникам. Анатолий всегда полагал, что понедельник - это новый год и новая страница. Поэтому ему было важно встретить неделю так, чтобы страница была чистой. Анатолий стирал одежду и тщательно подбирал рубашки на следующую неделю, переставлял вещи на полках и создавал как бы новую обстановку для новой недели. Вообще исчислять время неделями ему казалось более правильным, чем месяцами. Потому что месяц - это слишком большой кусок и он неоднородный: состоит из четырех недель, еще и разбитых в случайном порядке. Поэтому, была бы воля Анатолия, год делился бы не на месяцы, а на недели.

Еще он иногда придумывал для недели название. Оно обычно приходило само где-то в начале недели. И вот в один понедельник, например, началась неделя поросят. Просто в самом начале Анатолий наткнулся на афишу с детским утренником "Три поросенка", а вечером по телевизору Хрюша рассказывал про то, как люди должны мыть руки перед едой. Вот Анатолий и решил, что это неделя поросят. Все начиналось вполне безоблачно, но потом проявилась свинская сущность этих животных. Начальник дал задание рассчитать такие показатели, которые невозможно посчитать нормально, потом жена затеяла уборку и нашла залежи бересты за диваном. Анатолий пытался объяснить необходимость хранения бересты за диваном, поскольку мечтал соорудить берестяные корзиночки для всякой всячины, но руки никак не доходили. В итоге его тоже обозвали поросенком. Анатолий загрустил и решил посоветоваться с Клопом.

Клоп вообще скептически относился к делению времени на равные отрезки, и понятие "неделя", "понедельник" были для него сущей ересью. Но хозяина он любил (а поросят - нет), поэтому сказал, что это такая особенность людей - выдумывать себе идолов, приметы и поверья, а потом от них же и страдать. Раз уж Анатолий придумал себе эту свинскую жизнь, то надо придумать что-то хорошее, что может быть связано с поросятами. И Анатолий сочинил сказку про храброго поросенка. И даже картинку нарисовал. Суть сказки была в том, что поросенка все ругали и называли свиньей. Он сначала обижался, а потом храбро стал всем объяснять, что свинья - это просто вид животных, обижать их нехорошо. А те, кто так делает, сами ведут себя по-свински. На следующий день храбрый поросенок Анатолий объяснил начальнику, в чем проблема исходных данных и почему расчет по ним непродуктивен. А жене объяснил, зачем береста, и все таки унес ее в гараж. И жизнь стала налаживаться.

В благодарность за идею Анатолий купил Клопу ливерной колбасы. Клоп съел колбасу, залез на колени к Анатолию, лежал и думал, что люди на самом деле - несчастные существа. Им обязательно нужно чувствовать, что ими кто-то руководит. Хоть бог, хоть кот, хоть поросята. Это все от неуверенности в себе. И Клоп довольно замурлыкал, привычно ощутив себя богом, в чем, впрочем, и так никогда не сомневался.